I. На нежелание невесты и апатию, охватившую ее: «Я сплю, а сердце мое бодрствует…» (ст. 2). Здесь показано (1) тление, проявившееся в поступке: «Я сплю». Мудрые девы дремали. Невеста была на ложе своем (Песн 3:1), но теперь она спит. Духовная хандра, если с ней сразу же не бороться, склонна прорастать внутри нас и укореняться. Она спала, то есть благочестивые чувства охладели, она пренебрегла своим долгом, и нерадивость ее росла, она потакала своей лени, довольствуясь этим, и не проявляла бдительности. Иногда подобное является негативным последствием самой обычной свободы — достаточное основание. Сам св. Павел рисковал возгордиться от изобилия откровений и мог бы сказать: «Душа! Покойся», из-за чего ему просто необходимо было жало в плоть, дабы удержать его от сна. Ученики Христа, когда Он пришел в сад, сад Своих мук, крепко спали и не смогли бодрствовать с Ним. Истинные христиане не всегда одинаково живы и энергичны в религии.
(2) Тем не менее благодать остается в привычке: «…а сердце мое бодрствует; моя собственная совесть осуждает меня за это и не прекращает попыток пробудить меня от дремы. Дух бодр, и по внутреннему человеку нахожу удовольствие в законе Божьем и умом моим я ему служу. В данное время меня одолело искушение, но не все происходит одинаково во мне. Я сплю, но это не мертвый сон; я борюсь с ним; это не крепкий сон; я не могу смириться с такой хандрой». Примите во внимание следующее:
[1] Нам следует замечать в себе духовную дремоту и хандру и размышлять об этом с сожалением и стыдом за то, что заснули, когда Христос был рядом с нами в Своем саду.
[2] Когда мы сетуем по поводу своих недостатков, то не должны упускать из виду благо, сотворенное в нас и сохранившее нас в живых: «Мое сердце бодрствует во Христе, Который дорог мне, как собственное сердце, и является моей жизнью; когда я сплю, Он не дремлет и не спит».
II. На призыв Христа к невесте, когда она пребывала в состоянии апатии: вот, голос моего возлюбленного. Она знала и вскоре убедилась в этом — знак того, что сердце ее бодрствовало. Подобно отроку Самуилу, она услышала призыв с первого раза, но, в отличие от Самуила, не перепутала Его ни с кем, ибо знала, что то был голос Христа. Он стучит, чтобы мы пробудились, встали и впустили Его, стучит своим Словом и Духом, стучит посредством скорбей и нашей собственной совести; и хотя Писание не повторяет в точности данных слов, вероятно, подразумевает это: «Се, стою у двери и стучу…» (Откр 3:20). Христос приглашает грешников вступить с Ним в завет, а святых — к общению. Кого Он любит, того не оставит один на один с собственным легкомыслием, но найдет тот или иной способ пробудить, обличить, дисциплинировать. Когда мы нечутки ко Христу, Он думает о нас и заботится, чтобы наша вера не угасла. Петр отрекся от Христа, но Господь повернулся и посмотрел на него и таким образом привел его к Себе снова. Обратите внимание, каким волнующим был этот призыв: «отвори мне, сестра моя, возлюбленная моя…»
1. Тот, Кто вправе потребовать, чтобы Ему открыли, просит об этом. Он стучится, хотя мог бы легко сломать двери.
2. Возлюбленный называет невесту всевозможными ласковыми именами: сестра моя, возлюбленная моя, голубица моя, чистая моя; Он не только избегает неприятных эпитетов и не бранит ее сурово за то, что она легла, не дождавшись Его, но, напротив, усердно старается выразить ей Свои самые нежные чувства. Милости же Своей не отнимет. Тех, кто верою обручен Христу, Он почитает Своими сестрами, возлюбленными, голубицами — всем самым дорогим. И, будучи облаченными в Его праведность, они чисты. Руководствуясь этим, невеста решила открыть Ему. Любовь Христа должна побудить нас ответить Ему любовью, даже до крайнего самоотречения. Отвори мне. Можем ли мы не впустить такого друга, такого гостя? Разве мы не захотим продолжить общение с Тем, Кто более чем достоин знакомства с нами и кто так страстно того желает, хотя только мы от этого и выигрываем?
3. Возлюбленный ссылается на невзгоды и умоляет впустить Его «sub forma pauperis — под видом бедного странника», которому нужен кров: «…голова моя вся покрыта росою, ночной влагой; подумай о тех тяготах, которые мне пришлось перенести, дабы заслужить тебя, дабы мне, несомненно, заслужить от тебя столь малую любезность». Когда на Христа надели терновый венец, от которого, вне всякого сомнения, Его благословенная голова начала кровоточить, тогда она была покрыта росою. «Подумай, как я скорблю, подвергшись такому жестокому обращению; так же страдает нежный супруг, когда жена не впускает его в дом в ненастную ночь». Оставляем ли мы Христа в такой нужде за Его любовь? Пренебрежение, с которым легкомысленные души относятся к Иисусу Христу, равны для Него непрестанной капели в дождливый день.
III. На повод, придуманный невестой, чтобы оправдать свое нежелание откликнуться на призыв: «Я скинула хитон мой; как же мне опять надевать его?» (ст. 3). Она пребывала в полудреме; она узнала голос своего Возлюбленного; она знала, что это Он стучался, но не открыла Ему своего сердца. Она была раздета, хотя ей не составляло большого труда одеться снова. Она вымыла ноги свои и не пожелала мыть их вновь. Она не могла послать кого-то другого открыть двери (впустить Христа в сердце — собственный поступок и деяние каждого из нас), но тем не менее сама не проявила желания сделать это. Она не сказала: «Не открою», но: «Как же мне?» Следует заметить, что несерьезные оправдания свидетельствуют об инертности в религии. Христос призывает нас открыться Ему, а мы притворяемся, что не понимаем, что у нас нет сил или времени, а посему думаем, что сие может служить оправданием, и уподобляемся ленивцу, который зимой не пашет. И те, кому надлежит ожидать явления Господа с препоясанными чреслами, если распояшутся и скинут хитоны, то увидят, как тяжело вернуть прежнюю решительность и одеться снова; поэтому лучше держать такое облачение ближе к телу. Извинения-отговорки (Лк 14:18) истолковываются как пренебрежение ко Христу (Мф 22:5) — так оно и есть. Кто в своем сердце не способен ради Христа выдержать холодного порыва ветра или встать с постели, тот выказывает величайшее презрение к Нему.
IV. На мощное влияние Божьей благодати, которая побудила невесту встать и открыть своему Возлюбленному. Когда Ему не удалось убедить ее словами, Он протянул руку свою сквозь скважину, чтобы снять засов, как бы утомившись от ожидания (ст. 4). Под этим подразумевается работа Духа в душе невесты, обратившая ее нежелание в готовность (Пс 109:3). Об обращении Лидии говорится, что Господь отверз ее сердце (Деян 16:14), и о Христе сказано, что Он отверз ум учеников к разумению (Лк 24:45). Образовавший дух человека внутри него знает все пути к нему и входы; Он способен найти скважину в двери и протянуть руку, чтобы победить предубеждения и внести Свое собственное учение и закон. У Него есть ключ Давидов (Откр 3:7), которым Он открывает двери сердца самым подходящим образом, так как ключ подогнан к выемкам замка, дабы не совершать насилия над естеством, а только над естеством нечестивым.
V. На уступчивость, проявленную, наконец, невестой под действием Божьей благодати: «…внутренность моя взволновалась от него». Благая работа, совершенная над чувствами, помогла ей собраться с волей: «…внутренность моя взволновалась от него»; подобное случилось с двумя учениками, когда Христос заставил их сердца гореть внутри. Невеста была движима состраданием к Возлюбленному, потому что голова Его была покрыта росою. Следует заметить, что чуткость духа и сердце из плоти готовят душу, дабы та приняла Христа; и поэтому Его любовь к нам представлена именно таким наиболее действенным образом. Не из сострадания ли Он нас искупил? Так примем же и мы Его с состраданием, а ради Него и тех, кто принадлежит Ему, когда бы они ни оказались в нужде. Благая работа, совершенная над чувствами невесты, подняла ее и заставила устыдиться собственной неразумности и лени: «Я встала, чтобы отпереть возлюбленному моему…» (ст. 5), причем Его благодать побудила невесту поступить так и одолела сопротивление неверия. Это был поступок невесты, но произвел его в ней Возлюбленный. И сейчас с рук ее капала мирра…на ручки замка.
1. Либо она обнаружила мирру, когда прикоснулась к замку, чтобы открыть его; Тот, Кто протянул руку Свою сквозь скважину, оставил мирру в доказательство того, что был там. Когда Христос сильно воздействует на душу, Он оставляет в ней благословенную свежесть, весьма приятную для души. Возлюбленный смазал миррой замок, чтобы тот легче открывался. Следует заметить, что если мы занимаемся служением в живом проявлении веры и под влиянием Божьей благодати, то увидим, что оно протекает энергичнее и приятнее, чем мы ожидали. Стоит нам только встать, чтобы открыть Христу, — и мы убедимся, что трудности, которых опасались, самым дивным образом преодолены; тогда мы скажем вместе с Даниилом: «Говори, господин мой; ибо ты укрепил меня» (Дан 10:19).
2. Либо сама невеста принесла туда мирру. Внутренность ее взволновалась от Возлюбленного, так долго стоявшего на холоде и в сырости, когда она пришла открыть Ему и приготовила помазание для Его головы, дабы таким образом укрепить и утешить Его, а возможно, и уберечь от простуды. Она так торопилась встретить Его, что не пожелала тратить время на обычные приготовления, но погрузила руку в сосуд с елеем, дабы сразу помазать Ему голову, как только Он войдет. Тот, кто открывает двери своего сердца Христу, двери вечные, должен встретить Его живым проявлением веры и других благодатей — и этим помазать Его.
VI. На горькое разочарование невесты, когда она, наконец, открыла своему Возлюбленному. Это самая печальная часть истории: «Отперла я возлюбленному моему, как и намеревалась, но, увы, возлюбленный мой повернулся и ушел». Возлюбленный мой ушел, ушел — так говорит Слово.
1. Невеста не открыла Возлюбленному, когда Он постучал в первый раз, а сейчас было слишком поздно, чтобы наследовать это благословение впоследствии. Христа нужно искать, когда Его еще можно найти; если мы пропускаем свое время, то рискуем потерять возможность. Следует заметить:
(1) Христос справедливо упрекает нас за то, что мы медлим и отказываемся от Него, а посему приостанавливает сообщение утешения тем, кто нерадив и вял в исполнении своего долга.
(2) Уход Христа дает верующим серьезный повод для великой скорби и плача. Царь-псалмопевец никогда ни на что не жаловался с таким трагизмом, как на то, что Господь спрятал от него лик Свой, отринул его и оставил. Невеста готова рвать на себе волосы и раздирать одежду, заламывать руки с воплем: «Он ушел, ушел»; и что более всего разбивает ей сердце — так это то, что за все она может «благодарить себя», она сама спровоцировала Его уход. Если Христос удаляется, то это по причине недоброго к Нему отношения.
2. Теперь обратите внимание на то, что в данном случае делает невеста и что с ней происходит.
(1) Она продолжает называть Его своим Возлюбленным и полна решимости, каким бы пасмурным и мрачным ни был день, не избавляться от родства с Ним, не терять интереса в Нем. Мы проявляем слабость, делая жесткие выводы в отношении своего духовного состояния по случаю любого опасения собственной неудачи или удаления Господа. Не всякий уход означает безнадежность. Я скажу: «верую, Господи!», хотя должен сказать: «…помоги моему неверию». Невзирая на то что Он оставил меня, я люблю Его; Он — мой.
(2) Теперь она вспоминает слова, которые Он ей сказал, когда звал ее, а также впечатление, которое они на нее произвели, упрекая себя при этом за неразумность — за то, что не послушалась собственных обличений сразу: «Души во мне не стало, когда он говорил; меня глубоко тронули Его слова о том, что голова Его покрыта росою; и все же, как недостойно с моей стороны было оставаться в постели, придумывая оправдания, и не открыть Ему». Нам будет весьма горько осознавать, что мы смягчали и душили обличения собственной совести, когда Господь откроет нам глаза. Подчас слово не воздействует на сердце мгновенно, но растапливает его потом после повторного размышления. Итак, души во мне не стало, когда Он говорил, — от слов Его, сказанных ранее.
(3) Невеста не стала снова ложиться, но отправилась на поиски Возлюбленного: «…я искала его…звала его…» Она могла бы избавить себя от этих трудов, если бы пошевелилась сразу, как только Он ее позвал; но мы предпочитаем взвалить на себя кучу работы и навлечь на себя крупные неприятности из-за собственной лени и небрежения, когда могли бы воспользоваться предоставленной возможностью. Однако невесту можно похвалить за то, что, когда Возлюбленный удалился, она принялась Его искать; ее желание к Нему после Его ухода стало еще сильнее, а поиски — более усердными. Она зовет Его в молитве, зовет в поисках, умоляет Его вернуться; она не только молится, но и прибегает к другим средствам, она ищет Его такими способами, какими когда-то нашла.
(4) Невесте все еще не удается найти Возлюбленного: «я…не находила его…он не отзывался мне». Свидетельств Его благосклонности у невесты не было, не было утешения, но все покрылось мраком, и возникли сомнения — любит ли Он ее. Следует заметить: тот, кто истинно любит Христа, но не получает сразу ответа на свои молитвы и не видит Его улыбки, тем не менее должен знать, что вместо этого Христос укрепляет его и дает душе силы продолжать поиски (Пс 137:3). Св. Павел не достиг того, чтобы из его плоти было удалено жало, но в ответ обрел достаточно для себя благодати.
(5) С невестой плохо обошлись стражи: «Встретили меня стражи… избили меня, изранили меня…» (ст. 7). Они приняли ее за распутную женщину (ибо она бродила по улицам в такое время ночи, когда они делали обход), поэтому избили ее. Безутешных святых могут принять за грешников и будут соответственно тому осуждать и упрекать. Так и Анну, когда она молилась в скорби души, ранил и покарал Илий, один из верховных стражей, сказав ей: «…доколе ты будешь пьяною?», считая ее негодной женщиной (1Цар 1:14−15). Нет ничего нового в том, что стражи Сионские ошибочно принимают преданных и любящих подданных Царя Сиона за врагов и нарушителей спокойствия царства; они не могут унизить и преследовать их иначе, как пороча их имена. Существует мнение, что речь здесь идет о священниках, которые, хотя и являются стражами в силу своего служения, неправильно преподают Слово пробужденным душам и из-за своего неумения или презрения к их бедам добавляют скорби скорбящим и опечаливают сердце праведника, которое Господь не хотел опечаливать (Иез 13:22), удручают тех, кого надлежит ободрить, умножая страдания уязвленных Господом (Пс 68:27). Те стражи, которые не смогли или не захотели помочь невесте в поисках Возлюбленного, были недостаточно хороши (Песн 3:3), но эти оказались куда хуже — они подвергли ее суровому и немилосердному осуждению, избили и изранили невесту своими упреками, и несмотря на то что были хранителями стены Иерусалимской; они как будто бы разрушили ее, сняли с нее покрывало грубо и жестоко, словно оно служило для притворства в скромности, дабы скрыть нечто, совсем противоположное. Тот, чей внешний облик вполне благообразен, но кто тем не менее несправедливо обвиняется в лицемерии и подвергается гонениям, имеет основания сетовать, как здесь невеста, на то, что с него срывают покрывало.
(6) Из-за жестокого обращения с ней стражей невеста лишилась сил для дальнейшего продолжения поисков самостоятельно и обратилась к окружавшим ее за помощью: «Заклинаю вас, дочери Иерусалимские! Все мои друзья и знакомые, если вы встретите Возлюбленного моего, возможно, именно вы встретитесь с Ним раньше меня, что скажете вы Ему?» — существует такое чтение стиха. «Замолвите обо мне доброе слово, скажите Ему, что я изнемогаю от любви». Здесь обратите внимание:
[1] В каком состоянии была невеста. Она любила Иисуса Христа до такой степени, что в Его отсутствие заболела, сильно заболела, нестерпимо, и она мучилась от желания, чтобы Он вернулся, подобно женщине в родах; так же сильно и Ахав возжелал Навуфеева виноградника вплоть до того, что заболел. Это изнеможение невесты является знаком здорового состояния души, исход обязательно будет благоприятным, болезнь приведет не к смерти, а к жизни. Лучше заболеть любовью ко Христу, чем благоденствовать в любви к миру.
[2] Какой путь невеста избрала в этом состоянии. Она не впала в отчаяние и не пришла к выводу, что умрет от своей болезни, но послала за своим Возлюбленным; она попросила совета у ближних и умоляла их молиться за нее, дабы они ходатайствовали о ней перед Женихом. «Скажите Ему, что я повела себя легкомысленно и неразумно, была ленива и встала открыть Ему не так быстро, как следовало бы, но все же я люблю Его; Он знает все, Он знает, что я люблю. Расскажите Ему обо мне, что я искренна, хотя часто и не справляюсь со своим долгом, представьте Ему меня искренней, хотя часто и не справляющейся со своим долгом, более того, представьте меня Ему достойной Его сострадания, дабы Он пожалел меня и помог мне». Невеста не просит рассказывать Возлюбленному о том, как ее обидели стражи, как неправедно они в данном случае поступили, она признает, что Господь праведен, а посему терпеливо это переносит. «Но скажите, что я страдаю от любви к Нему». Благодатные души переживают уход Христа тяжелее, чем какую бы то ни было другую беду. Languet amaus, non languet amor — Томится тот, кто любит, но не его любовь.
Ст. 5−7 Востах аз отверзти Брату моему: руце мои искапаша смирну, персты моя смирны полны на руках заключения. Отверзох аз Брату моему: Брат мой прейде. Душа моя изыде в слово Его: взысках Его и не обретох Его, звах Его, и не послуша мене. Обретоша мя стражие обходящии во граде, биша мя, язвиша мя, взяша верхнюю ризу от мене стражие стеннии
Снаряжающиеся к странствованию по морям в надежде богатства, когда тронут корабль с пристани, и сидящий при кормиле обратит корму рулем к морю, в начаток мореходства совершают молитву, прося Бога соделаться вождем в добром плавании. А главное у них в молитве, чтобы в ветрила дул ветер, благоприятный, согласный с целью стоящего на корме кормчего, при желанном для них веянии которого и море делается услаждающим взоры, едва рябея при тихом колебании волн, и не наводит печали морская широта, потому что корабль с легкостью летает и скользит по водам; да и богатство, какого надеются от торговли, уже перед глазами, так как и прежде испытания знают добрый исход плавания. Для слушателей более догадливых, без сомнения, понятно это, предложенное в виде вступления. Слову предлежит великое море обозрения Божественных изречений, и на многое богатство ведения есть надежда от сего плавания. Одушевленный этот корабль — Церковь во всей своей полноте с нетерпеливым вниманием устремляет взор на богатство истолкования. Но Кормчий — Слово — не касается прежде кормила, пока не принесена будет полнотою корабля общая молитва, чтобы повеяла на нас сила Святого Духа, воздвигла волны мыслей, и ими повела слово прямо к цели плавания, чтобы таким образом, пустившись в море обозрения, приобрести нам богатство ведения, если по молитвам вашим Дух Святый снидет на слово и наполнит ветрила.
Началом же слова да будет приведение на память богодухновенных речений, которые буквально читаются так: «востах аз отверзли двери Брату моему: руце мои искапаша смирну, персты мои смирны полны». Что живому Слову, разумею чистого и бесплотного Жениха, Который бессмертием и святостью сочетавает себе душу, возможно быть в нас не иначе, как разве кто, умертвив «уды, яже на земли» (Кол 3:5), снимет с себя покрывало плоти, и таким образом отверзет Слову дверь, которою вселяется Оно в душу, — это явно не только из божественных учений Апостола, но и из сказанного теперь невестою. Ибо говорит: «востах отверзти Брату моему», сделав для сего руки мои источниками смирны, изливающими из себя аромат, и показав, что смирна наполняет персты мои; так самый способ, которым отверзается дверь Жениху, объясняет в сказанном, то есть «востах», спогребшись «Ему крещением в смерть» (Рим 6:4). Не воздействовало бы воскресение, если бы не предшествовала добровольная мертвость. Добровольность же показывают из рук ее текущие капли смирны и наполненные сим ароматом персты ее. Ибо, по словам ее, не из иного чего в руку входит смирна. Иначе этим подавалась бы та мысль, что означаемое смирною есть нечто зависящее от обстоятельств и непроизвольное. Напротив того, невеста говорит, что руки (а руками означает деятельные движения души) сами источают из себя смирну,- эту произвольно производимую в себе мертвость телесного, выражая сие тем, что исполняется во всех перстах.
Сказывает же, о чем заботится ради добродетели в каждом ее виде отдельно, объясняя сие именованием перстов, так что весь смысл сказанного есть следующий: умерщвлением моих удов, «яже на земли», приобретена сила воскресения, потому что умерщвление таковых удов произведено добровольно, не другим вложена в руки смирна, но по моему истекает произволению, так что и во всех добродетельных предначинаниях, наименованных перстами, таковое расположение усматривается неимеющим недостатка.
Ибо на неусердных последователях добродетели можно видеть, что для одной какой-либо страсти они мертвы, а для других живы; как усматриваем, что иные умерщвляют в себе, если так случится, невоздержание, но со тщанием питают кичливость или другую какую страсть, наносящую вред душе, например: любостяжательность, гневливость, славолюбие или иное сему подобное; а пока живет, к несчастью, это в душе, невозможно показать персты полными смирны, потому что не во всех предначинаниях видимо умерщвление и отчуждение худого. Но как скоро таковые персты все наполнены разумеемою нами смирной, душа и восстает, и отверзает Жениху вход. Посему-то, может быть, и великий Павел, хорошо выразумев Владычнее Слово, говорит, что невозможно вырасти колосу, если зерно не будет прежде разложено смертно (1Кор 15:36), когда проповедует Церкви то учение, что смерти надлежит предупредить жизнь, так что жизни невозможно и явиться в человеке иначе, если не откроет себе входа смертию.
Поелику естество в нас двояко, одно тонко, духовно и легко, а другое дебело, вещественно и тяжело, то по всей необходимости в каждом из них есть стремление с другим несогласимое и особенное, потому что духовное и легкое имеет свое парение к горнему, а тяжелое и вещественное всегда клонится и несется к дольнему. Посему, так как движения их естественно противоположны, не возможно преодолевать одному из них, пока не изнемогло другое в естественном своем стремлении. Занимающая же средину между ними свободная наша сила и произволение, от себя сообщают и крепость естеству слабеющему и расслабление усиливающемуся.
Ибо на которой стороне будут, той и доставят победу над другою стороною. Так в Евангелии похваляется «верный строитель и мудрый» (Лк 12:42); ибо это, по моему рассуждению, есть произволение, хорошо распоряжающееся тем, что в нас; оно похваляется за то, что кормит владычнюю прислугу умерщвлением сопротивных, потому что гибель последних — пища и благоденствие для благорасположенных. Осуждается же «той злый раб» (Мф 24:48), который проводит время с упивающимися, наносит удары и раны Божиим служителям, потому что благодействие порока — действительный удар для добродетелей. Посему хорошо будет, возревновав о пророческом слове, делать для себя утро тем, чтобы «избивать вся грешные земли, еже потребити от града» (а град — душа) «Господня вся» помыслы, «делающая беззаконие» (Пс 100:8), которых гибель делается жизнью для лучших. Так смертью живем мы, когда из того, что в нас, как говорит Пророк, одно убивает, а другое животворит Слово, изрекшее: «Аз убию и жити сотворю» (Втор 32:35). Как и Павел, умирая, был жив; изнемогая, крепился силами; связанный, совершал течение; будучи нищ, обогащал; и вся содержал, «ничтоже имея» (2Кор 6:10), «всегда мертвость Ииcуca в теле нося» (2Кор 4:10).
Но возвратимся к предложенному, а именно, что душа смертью восставляется от смерти. Ибо если не умирает, то навсегда остается мертвою и неспособною к жизни. В следствие же того, что умерла, отложив всю мертвость, приходит в жизнь. И учение сие подтверждается предложенным нам изречением, потому что так говорит невеста: «востах аз отверзти Брату моему: руце мои искапаша смирну, персты мои смирны полны».
А что смирна есть знамение смерти, не усумнится никто из занимавшихся Божественными Писаниями. Посему, как смерть восставляет нас от смерти, учение о сем, как полагаю, иные потребуют изложить с большею ясностью. Посему скажем о сем, сколько возможно, придав речи некоторый последовательный порядок. «Вся елика сотвори Бог, добра зело» (Быт 1:31), о сем свидетельствует слово миробытия. А в числе «добраго зело» был и человек, лучше же сказать, более всего украшался он добротою. Ибо что иное было бы так добро, как уподобление пречистой Доброте? Если же «вся добра зело», а в числе всего, или предпочтительно пред всем, добр был и человек, то, без сомнения, в человеке не было смерти. Ибо человек не был бы каким-либо добром, если бы имел у себя печальную черту смертной унылости. Напротив того, как образ и подобие вечной жизни, был он действительно и добр зело, украшаясь светлою чертою жизни. Ему и Божественный рай плодоносием дерев источал жизнь, и Божия заповедь служила законом жизни, обещающим, что не умрет. Но как посреди райского насаждения было древо, источающее жизнь, что и надлежит разуметь о том древе, которого плод — жизнь, так и смертоносное древо, о плоде которого говорится, что он вместе и добро, и зло, и оно было посреди рая. Между тем невозможно, чтобы деревам сим было место в самой середине. Ибо если допустим, что которое либо из двух дерев занимало середину, то другое дерево по всей необходимости исключается, конечно, из среднего места, потому что точное положение середины берется относительно к окружности, когда на равные расстояния удалено от каждой точки крайнего предела. Посему так как у круга средина в точности одна, то, пока круг остается тот же, не могут в средине его иметь места два средоточия. Если будет присовокуплено другое средоточие к предвзятому прежде него, то с перемещением круга по необходимости вне его средины сделается прежняя средина окружности круга, описанного из другого средоточия. Но сказано, что посредине рая оба дерева, одно другому противоположные по силе, разумею древо жизни и то, которого плодом была смерть, и которое Павел наименовал грехом, сказав: плод «греха, смерть» (Рим 6:23). Из сказанного надлежит уразуметь следующее учение любомудрия: самая средина Божия насаждения есть жизнь, а смерть и не насаждена, и не укоренена, нигде не имея собственного своего места, насаждается же лишением жизни, когда в живых прекращается причастие лучшего. Итак, поелику жизнь среди Божиих насаждений, отпадением же от нее вносится естество смерти; то о древе смертоносном, загадочно изложивший любомудренное сие учение, говорит, что оно посреди рая, и о плоде его выразился, что имеет силу смешанную из противоположностей. Ибо одно и то же назвал и добрым, и злым, давая сим разуметь, как думаю, свойство греха. Поелику всякому греховному действию непременно предшествует какое-либо удовольствие, и от раздражения ли, от вожделения ли бывают страсти, невозможно найти греха, с которым бы не было сопряжено удовольствие; то по сей причине и плод, при погрешительном суждении о добре, именуется добрым, представляясь таковым для поставляющих добро в удовольствии, в последствии же оказывается худым по горькой отрыжке снеди, согласно с словом притчи, которая говорит: «мед каплет от устен» порока, «иже на время наслаждает гортань, последи же горчае желчи» обретается на зло себе усладившимся (Притч 5:3−4). Посему, когда человек, оставив всеплодие благ, по преслушанию насытился тлетворным плодом, имя же плоду сему — смертоносный грех, тогда немедленно умер для лучшей жизни, жизнь Божественную обменив на неразумную и скотскую. И поелику единожды примесилась к естеству смерть, то мертвость вошла и в рождающихся по преемству. От сего и нас прияла в себя мертвенная жизнь, так как самая жизнь наша некоторым образом умерла. Ибо в прямом смысле мертва жизнь наша, лишенная бессмертия. Посему между двумя сими жизнями занимает среду, кто познается среди двух жизней, чтобы истреблением худшей доставить победу не потерпевшей изменения. И человек, как тем, что умер истинной жизни, впал в эту мертвую жизнь, так, когда умирает этой мертвой и скотской жизни, преставляется в жизнь всегда живую, и по этому несомненно, что невозможно придти в блаженную жизнь, не став мертвым греху. По сей-то причине излагается в слове любомудренное учение, что то и другое дерево в одном и том же месте «посреди» так что одно действительно там по естеству, а другое привходит к действительному вследствие лишения. Ибо вследствие приобщения и лишения из того же и в том же бывает превращение и жизни, и смерти; потому что омертвевший для блага живет злу, а соделавшийся мертвым для порока ожил для добродетели. Посему прекрасно делает невеста, что руки свои показывает полными смирны, мертвостию во всяком пороке восставая отверзть вход в себя Слову. Слово же, вселяемое ею в себя, есть жизнь. Но до такой высоты рассмотренным нами восхищена будучи душа, обращающая взор к Богу, как говорит Павел, не познала еще, как должно было познать (1Кор 13:12), «и не у помышляете себе достигшею», но поспешает к тому, что еще выше, «в предняя простираяся» (Флп 3:13).
И связь последующих слов дает повод сие разуметь о невесте, сказав: «на руках заключены отверзох аз Брату моему», она присовокупила: «Брат мой прейде, душа моя изыде в слово Его». Ибо сим поучает нас, что в рассуждении силы, превышающей всякий ум, один есть способ постижения: ни на чем постигнутом не останавливаться, но, ища всегда большего, нежели что постигнуто, ничем не удовлетворяться. Ибо соделавшаяся полною смирны, всеми предначинаниями жизни (которые в переносном смысле именует перстами), давая видеть свое омертвение для зла, и добровольное рачение о добродетели показавшая тем, что «руце» сами из себя «искапаша смирну», говорит, что руки ее коснулись ключа, то есть извещает, что дела ее близки к тому узкому и тесному входу, ключ от которого Слово вручает подобным Петру. Посему тем и другим отверзает себе дверь царствия — и руками, которыми означаются дела, и ключом веры. Ибо при посредстве того и другого, разумею дела и веру, уготовляется нам Словом ключ царствия. Посему, когда надеялась, подобно Моисею, что лице Царя откроется ей явственно, тогда Желанный превзошел ее постижение.
Ибо говорит: «Брат мой прейде», не оставляя последующую за Ним душу, но привлекая ее к Себе. Ибо «душа моя изыде в слово Его». Блаженно это исшествие, которым исходит душа, последующая Слову! «Господь сохранит исхождение твое и вхождение твое», говорит Пророк (Пс 120:8). Ибо вот действительно исхождение и вхождение, сохраняемое Богом для достойных! Исхождение из того, в чем пребываем, делается вхождением в превысшие блага. Сим-то исхождением «изыде душа», прияв вождем Слово, изрекшее: «Аз есмь дверь и путь», — и: «Мною аще кто внидет, и внидет, и изыдет», никогда не прекращая вхождения и не переставая исходить, но непрестанно преспеянием входя в превысшее и всегда позади себя оставляя постигнутое. Так и мимо Моисея прошло тогда оное желанное лице Господа; так душа законодателя, последуя за предшествующим Словом, всегда оказывалась вне того, в чем была дотоле.
Ибо кто не знает оных восхождений, какими восходил Моисей, всегда делавшийся великим и никогда не останавливавшийся в возрастании в большее? Возрастал он в начале, когда выше египетского царства поставил «поношение Христово», избрав «паче» злострадать «с людьми Божиими, нежели имети временную греха сладость» (Евр 11:25−26).
Возрастал еще, когда видя, что египтянин притесняет еврея и, подвизаясь за израильтянина, предает смерти иноплеменника. Конечно же, уразумеешь в этом способ возрастания, подведя историю под иносказательный взгляд. И еще Моисей стал выше себя самого, любомудрием в пустыне долгое время сохраняя жизнь неоглашенною, потом просвещается огнем в купине. Прежде сего обнажает стопы свои от мертвой обуви, истребляет жезлом египетских змиев, избавляет соплеменников от фараонова мучительства, путеводится облаком, разделяет море, потопляет мучительство, услаждает Мерру, утучняет камень, насыщается ангельскою пищею. Слышит глас труб, отваживается идти на горящую гору, достигает вершины, входит в облако, проникает во мрак, в котором был Бог, приемлет Завет, делается неприступным солнцем для приближающихся, осиявая светом лица. И как изобразит кто словом все его восхождения и многоразличные ему Богоявления? Однако же при столь великих и многих дарованиях, после стольких опытов, на столько возвысившись к Богу, имеет еще ненасытимое вожделение большего и умоляет Бога дозволить увидеть Его лицом к лицу. И хотя засвидетельствовало уже Слово, что сподобился личного собеседования с Богом, однако ж и то, что говорит с Ним как с другом, и бывшая у Моисея «усты ко устом» (Чис 12:8) беседа с Богом, не останавливают в нем пожелания еще высших даров. Напротив того, говорит: «аще обретох благодать у Тебе», покажи мне Себя ведомо; и Обещавший даровать просимую благодать, Сказавший: «вем тя паче всех» (Исх 33:16−17), проходит мимо его, покрытого Божественною рукою на божественном месте в камне, чтобы по прошествии Бога увидел только «задняя» (Исх 33:23). А сим, как думаю, научает слово, что вожделевающий видеть Бога, всегда последуя Ему, видит желаемое, и зрение лица Божия есть непрестанное шествие к Богу, успешно совершаемое хождением в след Слова. Посему так и теперь, когда душа восстала смертно, когда стала полна смирны, когда делами подвигла руки к ключу и надеялась уже Желанного ввести к себе в дом, тогда Желанный проходит мимо, душа же исходит, не оставаясь более, где была, но последуя Слову, ведущему вперед.
Последующая же речь еще более подтверждает усмотренный нами смысл, а именно, что величие естества Божия познается не из того, что о нем постигается, но из того, что оно превосходит всякое представление и всю силу постижения. Ибо душа, выступая уже из естества, чтобы ни в чем обычном не встречать препятствия к ведению невидимого, не останавливается, ища необретаемое, и не умолкает, призывая невыразимое. Она говорит: «взысках Его, и не обретох Его». Да и как может быть обретено, что не показывает в себе ничего познаваемого: ни вида, ни цвета, ни очертания, ни количества, ни места, ни наружности, ни повода к догадке, ни подобия, ни сходства, но, обретаясь всегда вне всякого пути к постижению, всячески избегает уловления ищущих? Посему невеста говорит: «взысках Его» изобретательными силами души, в умозаключениях и понятиях; и непременно оказывался вне их, убегая от приближения мысли. Но кто оказывается всегда не имеющим такой отличительной черты, по которой может быть познан, тот может ли быть заключен в какое-либо именовательное означение? Посему-то невеста примышляет всевозможной силы имена к означению неизреченного блага; но препобеждается всякая выразительная сила слова и оказывается малою пред истиною. Посему продолжает: призывала я, сколько могла, примышляя речения, указывающие на неизреченное блаженство, но Он всегда был выше того, на что указывалось означаемыми. Так, например, поступает и великий Давид, многократно тысячами имен призывая Божество и признавая себя препобежденным истиною. Ибо говорит: «щедр Ты, Боже, и милостив, долготерпелив и многомилостив» (Пс 102:8) и истинен, «крепосте моя, утверждение, прибежище и сила, помощник, защититель, рог спасения» (Пс 17:2−3), — и подобное сему. И потом исповедует не то, что имя Его по всей земли познается, но что все Ему удивляются. Ибо говорит: «яко чудно имя Твое по всей земли» (Пс 8:2). Так и Маною Ангел, предрекший о сыне его, когда был спрошен об имени, отвечал: «то есть чудно» (Суд 13:18) и выше того, что может вместиться в человеческом слухе. Посему и душа зовет Слово, сколько может, но может не столько, как ей желательно; ибо желалось бы ей большего, нежели сколько возможно. Впрочем, и пожелает сего не столько, сколько оно вожделенно, но сколько у произволения сил пожелать. Посему, так как призываемый не достижим стремлению зовущего, то по этой причине говорит: «звах Его, и не послуша мене».
А что невеста присовокупляет к сказанному, то, хотя с первого взгляда имеет мрачный вид, однако же, кажется мне, клонится к той же цели, и касается восхождения в высшее. Ибо невеста говорит: «обретоша мя стражие обходящий во граде, бита мя, язвиша мя, взяша верхнюю ризу от мене стражие стеннии». Иным покажется, может быть, что сетующей больше, нежели веселящейся, приличны сии речения: «биша, язвиша, взяша верхнюю ризу»; но для того, кто с точностию вник в смысл произнесенного, это — слова величающейся превосходствами. В таком случае речь сия сделается для нас ясною.
Не задолго пред сим в сказанном Писание свидетельствует о невесте, что она чиста от всякого прикровения, когда говорит от лица невесты: «совлекохся ризы моея, како облекуся в ню?» А здесь сказывает еще, что сняли с нее верхнюю ризу, которая с головою прикрывает и лице, как история говорит и о Ревекке (Быт 24:65). Посему, как же обнаженная от всякой одежды имеет еще верхнюю ризу, которую берут теперь у ней стражи? Не ясно ли видно из сказанного, как успешно с того времени взошла еще на большую высоту? Ибо совлекшая с себя ветхую ризу, и сложившая все одеяние в такой мере делается чище себя самой, что по сравнению с недавнею ее чистотою, по-видимому, и не совлекала одежды, но опять находит на себе нечто такое, что можно сложить и после оного обнажения. Так восхождение к Божеству показывает, что имеет на себе более дебелого в сравнении с тем, что находимо было непрестанно. Посему описанное выше обнажение от оной ризы сравнительно с настоящею чистотою, как покров, снова снимается с невесты обретающими ее. А это суть «стражие обходящии во граде», град же — душа; с нее при побоях и нанесении язв снимают верхнюю ризу те, делом которых — стеречь городские стены.
Посему, что это снятие верхней ризы есть нечто доброе, чтобы око, освобожденное от покрывала, беспрепятственно устремлялось на желанную красоту, в этом никто не усомнится, взирая на Апостола, который отъятие покрывала приписывает силе Духа, говоря: «внегда же обратятся ко Господу, взимается покрывало. Господь же Дух есть» (2Кор 3:16−17). А что приуготовляющее к благу, конечно, само есть благо, не усомнится также никто из умеющих иметь в виду последствие. Посему, если отъятие покрывала есть благо, то благом, без сомнения, будут и удар и язва, служащие к успешному отъятию. Но поелику по ближайшему понятию речениями сими выражается некоторая неприятность (слова «биша мя, язвиша мя» показывают болезненное чувство), то хорошо будет заметить сперва употребление сих речений Святым Писанием, не встречается ли где упоминание их к лучшему, и потом уже рассмотреть силу сказанного здесь.
Как Премудрость спасает душу юного от смерти? Что советует делать, чтобы не умер юный, выслушаем у самой Премудрости. «Аще жезлом биеши его», — говорит она, — «не умрет. Ты бо побиеши его жезлом, душу же его избавиши от смерти» (Притч 23:13−14). Посему речение: «биша» прилично истолковать словом: бессмертие, как говорит Слово: «аще жезлом биеши, не умрете»; и невозможно иначе спастись душе его от смерти, если не будет побит жезлом. Так прекрасное дело — быть битым; доказывается это сказанным нам, потому что действительно прекрасное дело — спастись душе от смерти. Так, по словам Пророка, делает и Бог, оживляя тем, что убивает, и исцеляя тем, что поражает.
Ибо говорит: «Аз убию и жити сотворю: поражу, и Аз исцелю» (Втор 32:39). Поэтому и великий Давид утверждал, что от такого жезла бывает не удар, но утешение, говоря: «жезл Твой и палица Твоя, та мя утешиста» (Пс 22:4). Ими совершается и уготование Божественной трапезы и все, что по порядку содержит в себе сие псалмопение: елей на главу, вино в чаше, которым производится трезвенное упоение, и милость, прекрасно преследующая Пророка, и долгота дней в дому Божием. Посему, если это доставляет сладостный оный удар и по приточному учение, и по слову Пророка, то благо терпеть удары от жезла, от которого обилие таких благ.
Но исследуем лучше оставленное нами прежде сказанного теперь. Слово «прейде», и для невесты, желающей объять Его, делается не достижимо; но «прейде» не для того, чтобы и оставить ту, мимо которой прошло, а чтобы паче привлечь ее к Себе. Ибо невеста говорит: «душа моя изыде в слово Его». Посему сперва исходит из того, в чем душа была, и потом обретается стрегущими город. Ибо говорит: «обретоша мя стражие обходящий во граде». Итак, если обрели ее адские беды, если сказывает о себе, что обретена разбойниками, то тяжело стать обретением подобного сему. Ибо «тать не приходит, разве да украдет и убиет, и погубит» (Ин 10:10). Если же обретают ее «стражие обходящии во граде», то она, без сомнения, весьма блаженна, по причине такового обретения. Ибо кто обретен стражем, тот не может быть украден разбойниками. Посему, какие же это «стражие» ? Другие ли какие, или, без сомнения, служители Того, Кто есть «храняй Израиля» (Пс 120:4), — Того, Кто хранением покрывает «десную руку» (Пс 120:5), — Того, Кому вверено «от всякого зла сохранить душу» (Пс 120:7)? Этот Страж «вхождения и исхождения» (Пс 120:8) есть Страж града, о котором сказано: «аще не Господь сохранит град, всуе бде стрегий» (Пс 126:1). Посему «служебни дуси, в служение посылаеми за хотящих наследовати спасение» (Евр 1:14) указуются в слове под именем «стражей», обходящих град. Душа же, как сказано, есть град, Божие жилище. Итак, ими, говорится, обретена душа, как некогда обретена добрым Пастырем та овца, о которой, по слову Господа, все Ангельские лики подвиглись к веселию. Так обретена некогда со светильником и драхма, о которой радуются все друзья и соседи. Таким обретением делается и Давид, раб Господень, как и псалмопение говорит от лица Божия: «обретох Давида раба Моего, елеем святым Моим помазах его» (Пс 88:21).
Послушаем, чего сподобляется он, когда стал достоянием Обретшего. «Рука Моя»,— говорит Бог, — заступит его, и мышца Моя укрепит его» (Пс 88:22). «Изсеку от лица его враги его, и ненавидящая его побежду» (Пс 88:24), и все, что еще содержит в себе список благословения. Посему прекрасное дело — быть обретенным обходящими град — душу — Ангелами.
А так разуметь подает мысль великий Давид, говоря: «ополчится Ангел Господень окрест боящихся Его, и избавит их» (Пс 33:8). Посему сказавшая: «стражие мя биша», хвалилась, что некое приращение сделано ею в преспеянии шествия к горнему. Если же сказывает, что понесла и язвы, то сими словами изображает глубоко в ней Божественным жезлом отпечатленный образ; потому что действие духовного жезла принимает на себя не поверхностно, так чтобы не можно было узнать и места, где наложен был жезл, но вследствие язвы значительным оказывается удар, которым хвалится невеста. Сказанное же ею подобно следующему: Божественный оный жезл и утешительная палица, нанесением ударов производящая исцеление, есть Дух; плод Его, — как все иные блага, исчисленные Павлом, так вместе с иными и наставник добродетельного жития — воздержание. Так и Павел, помеченный таковыми ударами, восхищаясь сими язвами, сказал: язвы Христовы «на теле моем ношу» (Гал 6:17). Итак, ясно стало из сказанного нам, что прекрасное дело — и язва, с которою отнята у невесты верхняя риза, так что красота души у нее открыта, и одеяние не помрачает ее более.
Но повторим снова, кратко изложив, содержание сказанного. Душа, возводящая взор к Богу и восприявшая в себя добрую приверженность к нетленной красоте, имеет в себе обновляемое всегда вожделение высшего, никогда не ослабляя приверженности пресыщением. Посему не перестает всякий раз простираться «в предняя», оставлять то, что занимает ее, проникать в более внутреннее, где еще не была, и всякий раз кажущееся ей удивительным и великим унижать пред последующим, потому что непрестанно приобретаемое непременно прекраснее приобретенного прежде. Так и Павел умирал ежедневно (1Кор 15:31), потому что всякий раз вступал в новую некую жизнь, делаясь всегда мертвым для прошедшего и предавая забвению сделанное. Потому и невеста, поспешающая к Жениху, преспеянию в большем не находит никакой остановки; творит из уст сады шипков, источающие ароматы; уготовляет пищу Владыке твари, собственными своими угощая Его плодами. Источает вертограды, делается кладезем «воды живы». По свидетельству Слова оказывается «вся добра» и без порока. Опять, став выше и сего, ощущает велелепие от приближающегося Слова, у которого глава исполнена росы, и ночные капли составляются в волосах. Умывает ноги, совлекает с себя ризу, из рук источает капли смирны. Простирает руки к ключу, отверзает вход, ищет Неуловимого, глашает Недостижимого. Обретают ее стражи; от них принимает на себя поражающий жезл, уподобляется камню, о котором говорит пророк: «порази камень, и потекоша воды» (Пс 77:20).
Смотри, на какую высоту взошла невеста. Поэтому, как от Моисея утес, терпит удары, чтобы, подобно ему, и самой источать жаждущим слово, одождив его из язвы. Потом сверх этого обнажает красоту лица, когда стражи взяли у нее верхнюю ризу. Вот что в этом месте могли мы понять. Но нимало не позавидуем, если у кого при помощи Открывающего сокровенные тайны составится на предложенное более душеполезный взгляд.
А, может быть, скажет иной, что с предлагаемыми изречениями имеет нечто общее и Исаино видение. Разумею же то видение, когда, по смерти прокаженного царя увидел, как говорит Исаия, Седящего велелепно на высоком и превознесенном Престоле, вида, величия и образа Которого не мог объять взором. Ибо если бы объял, то, без сомнения, сказал бы, как и сделал в рассуждении прочего им виденного, исчислив крыла, описав стояние и полет. Но Пророк говорит только, что слышал голос, когда от песнопения Серафимов «взяся наддверие и дом наполнися дыма» (Ис 6:4), и одним из Серафимов вложен в уста Пророку горящий угль, по совершении чего не уста только, но и слух очищаются к принятию слова. Ибо как здесь невеста говорит, что «биша и язвиша» ее «стражие» и таким образом обнажили от покрова верхней ризы; так и там вместо верхней ризы вземлется наддверие, чтобы Пророку беспрепятственным сделалось обозрение того, что во святилище; а вместо стражей именуются Серафимы, вместо жезла — угль, а вместо биения — жжение.
Но и для невесты, и для души Пророка один общий конец — чистота. Посему, как Пророк не чувствует боли от жжении углем, но просвещаясь им, славится; так и здесь невеста не на боль от биения жалуется, но хвалится приращением дерзновения, отъятием покрывала, которое в слове наименовано верхнею ризою. Но можно в предложенном находить и другой некий смысл, не противоречащий рассмотренному. Душа, исшедшая «в слово Его» и ищущая необретаемого, призывающая Того, Кто недостижим для всей значительности именований, узнает от стражей, что любит она недостижимого, вожделевает необъятного. Они-то некоторым образом бьют и язвят безнадежностью желаемого душу, признавшую, что вожделение есть несовершенное и неуслаждающее добро. Но верхняя риза печали взимается дознанием, что преспевать всегда в искании и никак не прекращать восхождения есть истинное наслаждение желанным, когда непрестанно исполняемым вожделением порождается новое вожделение высшего. Посему, как скоро вземлется верхняя одежда безнадежности и душа видит, что превосходящая чаяние и неописанная красота Возлюбленного во всю вечность веков обретается всегда совершеннейшею, тогда приходит в сильнейшее желание и чрез дщерей Иерусалимских открывает Возлюбленному расположение сердца, а именно, что, прияв в себя избранную стрелу Божию, уязвлена в сердце острием веры, смертельно устрелена любовью. А по слову Иоаннову: «Бог Любы есть» (1Ин 4:8). Ему подобает слава и держава во веки веков! Аминь.
Источник: На Песнь Песней.
Вам будут доступны следующие комментарии:
• Заметки Барнса
• Комментарий Бенсона
• Кембриджская Библия для школ и колледжей
• Комментарий Кларка
• Синопсис Библии Дарби
• Комментарий Библии Экспозитора
• Словарь текстов Экспозитора
• Женевская учебная Библия
• Экспозиция Библии Гилла
• Джеймисон-Фоссет-Браун
• Полный комментарий Мэтью Генри
• Комментарий Мэтью Пула
• Библия проповедей – Николл
• День за днем по Библии – Мейер
• Заметки Уэсли
• Комментарий Кейла и Делича к Ветхому Завету
• «Гномон Нового Завета» Бенгеля
• «Греческий Завет» (Николл, Робертсон)
• Комментарий Нового Завета ICC
• Комментарий Нового Завета Мейера
• «Новый Завет» народный (Бартон Джонсон)
• «Слововедение» Винсента