I. На его подавленные молитвы. Находясь в страдании, он молится (Иак 5:13), а пребывая в смертельных страданиях, молится более ревностно (ст. 2): «Глас мой к Богу, и я буду взывать; глас мой к Богу». У него было много жалоб, энергичных жалоб, но он направил их к Богу и обратил в молитвы, устные молитвы, очень искренние и настойчивые. Таким образом псалмопевец дал выход своей скорби и получил некое облегчение; он взял правильный путь, чтобы получить облегчение (ст. 3): «В день скорби моей ищу Господа». Обратите внимание: дни скорби могут стать днями молитвы, особенно дни внутреннего беспокойства, когда кажется, что Бог удалился от нас; мы должны искать Его, пока не найдем. В день скорби он не ищет развлечений и не загружает себя работой, чтобы таким образом избавиться от беспокойства. Он ищет Бога, Его благоволения и благодати. Тот, кто испытывает беспокойство разума, не должен думать, что ему удастся избавиться от него с помощью вина или веселья; он должен молиться: «…рука моя простерта ночью и не опускается». Доктор Хаммонд считает, что эти стихи говорят о настойчивых, непрекращающихся молитвах (ср. Пс 142:5−6).
II. На его угнетающую скорбь. Безусловно, грусть может угнетать, (1) если она не дает передышек — такой была его скорбь: «Моя рана болит ночью (англ. пер. KJV), кровоточит внутри меня и не отпускает даже во время, предназначенное для отдыха и сна».
(2) Когда она не допускает утешения; и это также имело место в его случае: «…душа моя отказывается от утешения». Он не имел желания услышать утешителей. Что уксус на рану, то поющий песни печальному сердцу (Притч 25:20). Он не имел никакого желания думать о том, что могло бы утешить его; он отложил мысли об утешении далеко, как человек, получающий удовольствие в скорби. Если человек, находящийся в скорби, отказывается от утешения, то он не только вредит себе, но и публично оскорбляет Бога.
III. На его грустные размышления. Он так много размышлял о беде (то ли личной, то ли всеобщей), что (1) средства, которые должны были помочь ему справиться со скорбью, лишь усилили ее (ст. 4).
[1] Кто-то подумал бы, что воспоминания о Боге могли утешить его, но этого не произошло: «Вспоминаю о Боге и трепещу», как бедный Иов, сказавший: «…я трепещу пред лицем Его; Его страшному величию, и поэтому сам Бог стал ужасом для него.
[2] Кто-то мог бы подумать, что, излив свою душу перед Богом, он успокоится, но этого не произошло. Он помышлял — и изнемогал его дух.
(2) Ему было отказано в облегчении страданий (ст. 5). Он не мог насладиться сном, который, принося тишину и освежая, облегчает скорби и беспокойства: «Своими ужасами Ты не даешь мне сомкнуть очей моих, и я ворочаюсь досыта до самого рассвета». Он не мог говорить из-за беспорядка в своих мыслях, смятения духа и сильного душевного волнения. Он молчал даже о добром, пока не воспламенилось сердце мое во мне; оно готово прорваться, подобно новым мехам (Иов 32:19), но в то же время он был так обеспокоен, что не мог говорить и ободрить себя. Самое большое пагубное влияние скорбь оказывает на дух в том случае, когда он подобным образом подавляем и ограничен.
IV. На его грустные воспоминания (ст. 6−7): «Размышляю о днях древних и сравниваю их с нынешними днями. Наше прежнее процветание лишь отягчает нынешние трудности, так как мы не видим чудес, о которых рассказывали отцы». Меланхолики склонны вместе размышлять о днях древних и летах веков минувших, склонны возвеличивать их для оправдания нынешнего беспокойства и неудовлетворенности нынешним состоянием дел. Не говори: «отчего это прежние дни были лучше нынешних?», так как не знаешь, действительно ли такими они были (Еккл 7:10). Пусть также воспоминания об утерянных утешениях не делают нас неблагодарными за те, что нам оставлены, или нетерпимыми к своим бременам. Точнее, он припоминал песни свои в ночи, оживляя в памяти утешения, которыми поддерживал себя во время прежних печалей и ободрял ранее в одиночестве. Он вспоминал эти песни и пытался, если мог, исполнить их вновь, но не был настроен на них и в воспоминаниях лишь изливал в них свою душу (Пс 42:4; см. Иов 35:10).
V. На его печальные опасения и мрачные предчувствия: «Я беседую с сердцем моим; воспрянь, душа моя, — чем все это закончится? Что я могу думать об этом, и каких результатов ожидать в конце? Дух мой испытывает причины моих проблем, спрашивая, за что Бог борется со мной и каковы будут последствия? И тогда я начал задумываться: неужели навсегда отринул Господь, как сейчас Он сделал это? Сейчас Он не благоволит ко мне, неужели Он не будет более благоволить? Его милость прекратилась, и неужели навсегда престала она? Его обетование сейчас не действует, неужели оно пресеклось навсегда? Сейчас Бог не милостив, неужели навсегда престала милость Его? Возможно, Он мудро затворил Свои щедроты для меня, но если они затворены, то во гневе ли (ст. 8−10)?» Это язык безутешной одинокой души, пребывающей во тьме и не видящей света, — довольно необычная ситуация для того, кто боится Господа, слушается гласа Раба Его (Ис 50:10). Он заслуживает, чтобы на него посмотрели (1) как на человека, воздыхающего под тяготами мучительного горя. Бог спрятал от него Свое лицо и удалил видимые знаки Своего благоволения. Отметьте, что духовные проблемы из всех прочих несут больше всего скорби для благодатной души; ничто так сильно не ранит и не пронзает ее, как осознание того, что Бог гневается на нее, что Он лишил ее Своего благоволения и изменяет Свое обетование. Это ранит дух, и кто может вынести это?
(2) Как на человека, сражающегося с сильным искушением. Отметьте, что народ Божий в облачные и мрачные дни может испытывать искушение сделать отчаянные выводы о своем собственном духовном состоянии, о состоянии Божьей Церкви и Его Царства в мире и решить, что лишился всего этого. Будучи искушаемы мы склонны думать, что Бог оставил и отверг нас, что завет благодати не исполняется по отношению к нам, что щедроты нашего Бога навсегда будут закрыты для нас. Но мы не должны давать свободу подобным предположениям. Если страх и грусть задают подобные раздражительные вопросы, то пусть вера ответит им словами Писания: «…неужели Бог отверг народ Свой? Никак» (Рим 11:1); «не отринет Господь народа Своего» (Пс 93:14); «Неужели навсегда отринул Господь, и не будет более благоволить? — Конечно, будет, ибо хотя Он послал горе, но помилует по великой благости Своей» (Плач 3:32); «Неужели навсегда престала милость Его? — Нет, ибо вовек милость Его, так как милость же Господня от века и до века» (Пс 102:17); «Неужели пресеклось слово Его в род и род? — Нет, ибо невозможно Богу солгать» (Евр 6:18); «Неужели Бог забыл миловать? — Нет, ибо Он не может отказаться от себя и Своего собственного имени, которое провозгласил милосердым и многомилостивым» (Исх 34:6); «Неужели во гневе затворил щедроты Свои? — Нет, они обновляются каждое утро (Плач 3:23), и поэтому как поступлю с тобою, Ефрем? — Не истреблю Ефрема» (Ос 11:8,9). Так псалмопевец продолжал пребывать во мрачном и тягостном состоянии, когда внезапно смог проконтролировать себя словом selah — «остановись здесь, не продолжай, не слушай больше эти атеистические предположения». И тогда он пожурил себя: «И сказал я: «это моя слабость»» (англ. пер. KJV). Но вскоре он осознает, что это было неверно сказано и поэтому спрашивает: «Что унываешь ты, душа моя? Я сказал это в слабости», — написано в некоторых переводах. «Эта беда выпала на мою долю, и я должен извлечь из нее наилучшее. У каждого свои трудности и свои проблемы с плотью, а это — мои, и я должен взять свой крест». Или, скорее, «это мой грех, мое беззаконие, это беззаконие в сердце моем». Эти сомнения и страхи — результат недостаточной и слабой веры, а также порочности беспокойного духа. Обратите внимание, (1) что мы все знаем, в отношении чего в себе мы можем сказать: «Это моя слабость, то есть грех, который легче всего поражает нас».
(2) Упадок духа и недоверие Богу в страданиях очень часто становятся слабостями благочестивых людей, и поэтому мы с грустью и стыдом должны размышлять над ними, как здесь псалмопевец: «Это моя слабость». Всякий раз, когда подобная мысль зарождается в нас, мы должны подавлять ее и не допускать, чтобы злой дух говорил. Мы должны поражать восстание неверия, как здесь псалмопевец: «Но я буду вспоминать о годах, проведенных у десницы Всевышнего» (англ. пер. KJV). Он и ранее размышлял о летах веков минувших (ст. 6), о благословениях, которыми он насладился и воспоминания о которых лишь усугубляли его скорбь, но теперь он размышляет о них, как о годах, проведенных у десницы Всевышнего, о том, что благословения веков минувших пришли от Ветхого днями, от силы и могущества десницы Того, кто есть сущий над всем Бог, благословенный во веки, аминь. И это успокаивает псалмопевца, ибо разве не может Всевышний Своей десницей произвести угодные Ему изменения?
Помянух Бога и возвеселихся, поглумляхся, и малодушствоваше дух мой
Одно воспоминание о Боге наполняет душу отрадою и веселием. Ибо с именем Божиим соединено все, что только можно представить великого, премудрого, благого и любвеобильного. Отрадно вспоминать среди горя об отце, о наставнике мудром, о друге неизменном, о покровителе могущественном, о враче искусном: Бог есть и Отец, и Наставник, и Друг, и Покровитель, и Врач такой, пред Коим все земные и наставники, и отцы, и врачи малы и слабы.
Но чтобы одно воспоминание о Боге уже веселило нас, надобно, чтобы у нас была связь с Богом; надобно, чтобы мы были — Его, и Он — наш. Чужое не веселит. Тем паче не веселит чужое противное. Посему на человека нечестивого воспоминание о Боге производит другое действие: помянух Бога и убояхся. Ибо с именем Бога соединяется понятие Обличителя, Судии, Наказателя.
Какое горькое состояние, что мысль о Боге производит уныние и страх! Не все ли это равно, как и луч света леденит? Так грех превращает порядок вещей!
Бежим сего состояния. Будем и среди грехов не терять духа покаяния, и тогда всякая мысль о Боге будет сопровождаться радостью духовною. Помянух Бога и возвеселихся! Ибо с именем Бога пробуждается мысль об Отце, приемлющем кающихся с распростертыми объятиями.
Источник: Заметки.
Помянух Бога и возвеселихся, поглумляхся, и малодушствоваше дух мой
Как непрестанно вдыхаем мы воздух, так непрестанно должны хвалить и песнословить Господа, хотя и занимаемся делами. Ибо мудрый и боголюбивый ум может непрерывно хранить память о Творце. «Помянух Бога, — говорит Давид, — и возвеселихся» (Пс 76:4). Поэтому, если память о Владыке производит веселие в душах наших, то не поленимся воспользоваться памятью о Боге.
Источник: Письма на разные темы. Сосандру, главному правителю дел.
Помянух Бога и возвеселихся.
Единственным, говорит. утешением в толиких скорбях моих я имел воспоминание о Боге. Ибо, памятуя, что Бог может освободить меня, я утешался, и, по словам Феодорита, радовался. Какое удобоприобретаемое утешение!
Слова Григория Богослова: Отреклась от утешения душа моя. Видишь ли в сих словах беспечность и отчаяние? Что говоришь? Ты не приемлешь утешения? не надеешься отрады? так говорит великий Давид. который в скорбях распространяется. Что же делать мне малому, слабому, не имеющему такого духа? Давид колеблется, кто же спасется? Какую помощь найду в злостраданиях, или какое утешение? На сие ответствует тебе Давид, великий врач. К кому прибегнуть? от меня хочешь знать сие? надобно только пожелать, только устремиться. Утешение близко,- я помянул Бога и возвеселился. Что легче воспоминания? Воспомяни и ты, и возвеселись. Какое удобное врачевство? какое скорое врачевание! какое величие дара! Воспомяни о Боге; и Он не только успокаивает малодушие и скорбь, но производит и радость (Слово к жителям Haзианза). Слова Оригена: Где воспоминание о Боге, там страсть исчезает, напротив где страсть, там нет памятования о Боге. Посему-то не в смерти тот, кто воспоминает о Боге. Итак если и памятование о Боге веселит, то что доставит самое явление Его тому, кто чувствует его? к сему прибавлю: и имя весьма веселит. Слова Афанасия: Я не принимал никакого человеческого утешения, но веселие сердца было для него одно только воспоминание о Боге. И слова Аполлинария в пророческом стихе: я отрекся умом внимать утешающему.
Размышлях и малодушствоваше дух мой.
Άδολεσχία (размышление) собственно значит многословие и пустословие, как сказано: «сказывали мне беззаконники пустых много слов» (Пс 118:85); означает также и размышление и беспокойство, в каковом значении стоит и здесь: я говорит, размышлял в самом себе и беспокоился, как бы мне освободиться от скорбей, и поелику я не находил свободы от них, то унывала и упадала в духе душа моя. В таковом значении размышления и беспокойства принимается άδολεσχία и в следующем месте: о заповедях Твоих я буду размышлять, и в следующем: раб Твой размышлял об оправданиях Твоих, и во многих других изречениях 118-го псалма. Называется также άδολεσχία и молитва, как в словах Анны: от множества углубления моего, (то есть в прилежной молитве моей) я истаивала доселе (1Цар 1,16).
Вам будут доступны следующие комментарии:
• Заметки Барнса
• Комментарий Бенсона
• Кембриджская Библия для школ и колледжей
• Комментарий Кларка
• Синопсис Библии Дарби
• Комментарий Библии Экспозитора
• Словарь текстов Экспозитора
• Женевская учебная Библия
• Экспозиция Библии Гилла
• Джеймисон-Фоссет-Браун
• Полный комментарий Мэтью Генри
• Комментарий Мэтью Пула
• Библия проповедей – Николл
• День за днем по Библии – Мейер
• Заметки Уэсли
• Комментарий Кейла и Делича к Ветхому Завету
• «Гномон Нового Завета» Бенгеля
• «Греческий Завет» (Николл, Робертсон)
• Комментарий Нового Завета ICC
• Комментарий Нового Завета Мейера
• «Новый Завет» народный (Бартон Джонсон)
• «Слововедение» Винсента